Стихотворение настроения

Ки-но Томонори

Как пояса концы – налево и направо
Расходятся сперва, чтоб вместе их связать,
Так мы с тобой:
Расстанемся – но, право,
Лишь для того, чтоб встретиться опять!

* * *
Ах, сколько б ни смотрел на вишни лепестки
В горах, покрытых дымкою тумана,
Не утомится взор!
И ты, как те цветы...
И любоваться я тобою не устану!

* * *
Как тает иней, павший на цветы
Расцветших хризантем невдалеке от дома,
Где я живу,
Так, жизнь, растаешь ты.
Исполненная нежною любовью!

* * *
Когда я слышу грустный плач сверчка,
Печально мне.
Легка одежда летом...
Ах, не пресытилось ли сердце у тебя?
Мне кажется порой, что прежних чувств уж нету...

* * *
Что эта жизнь?
Исчезнет, как роса!
И если б мог ее отдать за встречу
С тобой наедине, любимая моя,
Я не жалел бы, что ее утрачу!

* * *
Такой же аромат и цвет у вишен был...
И как тогда, в давно минувший год,
Они цветут теперь!
Но я уже другой...
Прошло немало лет, и я уже не тот...

Ки-но Томонори (яп. 紀 友則, ок. 845 – ок. 904) –
японский придворный поэт периода Хэйан.
Входит в число «Тридцати шести бессмертных поэтов».
Один из составителей антологии «Кокинвакасю», хотя
и не дожил до её завершения.

Глеб Горбовский

Спросили, чем я занимаюсь

Спросили, чем я занимаюсь.
Пришлось сказать: пишу стихи.
«Люблю грозу в начале мая?
Понятно… Хобби?» — и «хи-хи»…

«А специальность? Что кончали?
Небось, простите, педагог?»
…Но я отделался молчаньем.
Я промолчал. Теперь я — мог.

А раньше я такого дядю
стегал лучами строк своих,
кричал, что я не тунеядец!
И все считали: шизик, псих…

Как мало нужно для смиренья:
всего лишь горсточку ума.
И вот случилось озаренье:
я разглядел людей, дома;

постиг безмолвие каменьев,
и подвиг птичьего труда,
и что песчинку не заменит
собой никто и никогда;

и смех травы, испившей влаги,
изгиб реки, провал дождя,
и эти яростные флаги,
и вечный тот прищур вождя —

всё озарилось как бы внове,
и всё пронзило как бы вновь!..
И нет ни жалоб, ни условий, —
одна Земля, одна Любовь…

После смерти ищите меня не в земле,
А в сердцах просвещенных людей.

***
Жизнь без любви не имеет смысла.
Любовь – вода жизни,
Пей же её и сердцем, и душой.

***
На что похоже таинство сердец?
На бездну, где увидишь свой конец...
Пылинкою исчезнешь весь ты в Нем,
Когда поймешь, зачем мы здесь живем...

***
Любая боль несет в себе и исцеленье.
Задай труднейший из вопросов! и смотри...
Ответ прекрасный возродится изнутри!
Построй корабль... и Океан придет в мгновенье!

***
Твой разум не в силах постигнуть Небытье.
Любовь – это море мирского забытья.
Меж тем, что есть власть и служенье – Она!
Влюбленного Путь – это бездна без дна...

***
Если ты не взлетел, кто же крылья сломал,
И кого в этот миг ты в себе не узнал?

***
Прозревший Истиной не знает принужденья.
Он служит нам Желаньем вечного горенья.

***
Сей мир подобен Древу, ну а мы –
Незрелые, растущие плоды...

***
Идущий к Истине! В Пути не застревай.
Духовный Дар не обращай в застывший рай.

***
Знай, постоянен, кто свободен от часов,
Освобожденный дух не ведает оков.
А для того, кто знает Время, жизнь – терпенье.
Уйти из рабства – путь один, чрез исступленье…

***
Кто гол, тот боится одежды менять,
Кто нищ, тот богатства спешит охранять.
Мирской человек не владеет ничем,
Лишь смерть объясняет ему – что, зачем...
Богатый узнает, что злата с ним нет,
А умный поймет, что талант – это свет...

***
Когда ты забудешь о собственном я,
То счастье с любовью отыщут тебя.

***
На бойне любви убивают лишь лучших,
Не слабых, уродливых и невезучих.
Не надо бояться подобной кончины.
Убит не любовью? Знать, жил мертвечиной!

***
Когда болвана учат мудрецы,
Они посев бросают в солонцы,
И как ни штопай – шире, чем вчера,
Назавтра будет глупости дыра.

***
Ты любишь себя, восхищенный собой,
Ты крепкой стеной от меня огражден,
Ты сам – та преграда, ты сам – тот заслон.

***
Кто-то спросил меня: что это за знание, о котором я говорю,
и как ощутить любовь, о которой я упоминаю.
Я в ответ: если ты не знаешь – что мне сказать?
А если знаешь – что мне сказать?

***
Я умер как минерал и стал растением,
Я умер как растение и поднялся до животного.
Я умер как животное, и я стал Человеком.
Чего же мне бояться?
Когда я терпел ущерб от умирания?

***
Так истина, как моря глубина,
Под пеной притч порою не видна.

***
А что до мысли – от ее игры
Порой зависят целые миры.

***
Я жил на грани безумия.
Желая познать причины, стучал в дверь.
Она открылась.
Я стучал изнутри!

***
Не бодрствуя сердцем, мы с вами едва ли
Достигнем того, о чем страстно мечтали.

Джалаладдин Руми — величайший поэт-суфий,
живший в ХIII веке на территории Малой Азии.
Благодарные современники называли его Мавлана
(«Наш господин»), считая Руми своим духовным наставником.
Cегодня, как и много веков назад, поэзия Руми жива и актуальна.
Люди вновь и вновь обращаются к его произведениям,
ища у «проводника в страну Истины» ответы на вечные вопросы.

Андрей Вознесенский

Прикрыла душу нагота

Прикрыла душу нагота
Недолговечной стеклотарой.
Как хорошо, что никогда
Я не увижу Тебя старой

Усталой — да, орущей — да,
И непричёсанной, пожалуй…
Но, слава Богу, никогда
Я не увижу тебя старой!

Не подойдёшь среди автографов
Меж взбудораженной толпы —
Ручонкой сухонькой потрогав,
Не назовёшь меня на «ты».

От этой нежности страшенной,
Разбухшей, как пико’вый туз,
Своё узнавши отраженье,
Я в ужасе не отшатнусь.

Дай, Господи, мне проворонить,
Вовек трусливо не узнать
Твой Божий свет потусторонний
В единственно родных глазах.

Арсений Тарковский

Первые свидания

Свиданий наших каждое мгновенье
Мы праздновали, как богоявленье,
Одни на целом свете. Ты была
Смелей и легче птичьего крыла,
По лестнице, как головокруженье,
Через ступень сбегала и вела
Сквозь влажную сирень в свои владенья
С той стороны зеркального стекла.

Когда настала ночь, была мне милость
Дарована, алтарные врата
Отворены, и в темноте светилась
И медленно клонилась нагота,
И, просыпаясь: «Будь благословенна!» —
Я говорил и знал, что дерзновенно
Мое благословенье: ты спала,
И тронуть веки синевой вселенной
К тебе сирень тянулась со стола,
И синевою тронутые веки
Спокойны были, и рука тепла.

А в хрустале пульсировали реки,
Дымились горы, брезжили моря,
И ты держала сферу на ладони
Хрустальную, и ты спала на троне,
И — боже правый! — ты была моя.
Ты пробудилась и преобразила
Вседневный человеческий словарь,
И речь по горло полнозвучной силой
Наполнилась, и слово ты раскрыло
Свой новый смысл и означало царь.

На свете все преобразилось, даже
Простые вещи — таз, кувшин,- когда
Стояла между нами, как на страже,
Слоистая и твердая вода.

Нас повело неведомо куда.
Пред нами расступались, как миражи,
Построенные чудом города,
Сама ложилась мята нам под ноги,
И птицам с нами было по дороге,
И рыбы подымались по реке,
И небо развернулось пред глазами…
Когда судьба по следу шла за нами,
Как сумасшедший с бритвою в руке.

В осеннем сквере всё чин чином

В осеннем сквере всё чин чином:
Бродяга на скамейке пьян,
И, как хрусталь с бенедиктином,
На солнце светится каштан.

Стою беспомощно-осенний,
Совсем рассеянный чудак,
И от осенних невезений
В душе и в мыслях кавардак.

Бредут влюбленные по скверу,
По листьям, как по янтарю,
А я шотландскому терьеру
О смысле жизни говорю.

Иван Елагин

Брошенный мною, далекий, родной

Брошенный мною, далекий, родной, —
Где ты? В какой пропадаешь пивной?

Вечером, под разговор о любви,
Кто тебе штопает локти твои

И расцветает от этих щедрот?..
Кто тебя мучает, нежит и ждет?

…По желудевой чужбине брожу
И от тоски, как собака, дрожу —

Бросила. Бросила! Бросила петь,
И лепетать, и прощать, и терпеть.

Кто тебе — дочка, и мать и судья?
Страшно подумать, но больше — не я.

Татьяна Бек

Защитник Отечества

Он споры не ведёт, он просто знает.
Прощает слабость, труса не корит
И павшего врага не добивает,
И слово чести в простоте хранит.

Он не унизит иноверца взглядом,
Не высмеет замысловатость фраз.
Он извинится первым, если надо
И орден не наденет напоказ.

Он в строгости любви протянет руку
Сорвавшемуся в пропасть пацану.
И выберет, не проронив ни звука,
Все боли мира, нежели войну.

Он женщине позволит быть любимой
И перед старостью колено преклонит.
Защитник жизни, рыцарь, друг – Мужчина –
И странник он, и царственный пиит.

Терентий Травник

Мне грустно без причины…

Мне грустно без причины,
Я плакала не раз:
Я встретила мужчину,
Похожего на вас.

Я вас не предавала,
Счастливая взахлеб,
Я вас поцеловала
В его холодный лоб…

Но знайте, мой хороший,
Однажды в добрый час
Я разлюблю и брошу
Похожего на вас.



О боже, сколько лет прошло!
«О боже, сколько лет прошло!
Мне сорок пять, мой сын женился,
И внучка весит три кило!
А ты ничуть не изменился –
Красавец-профессионал…
А я тебя почти забыла.
Ведь ты бы так и не узнал:
Смешно, но я тебя любила…
Ну что ты смотришь на меня?
Да, ты не знал. Да, я скрывала –
Смеялась среди бела дня,
А вечерами ревновала.
Я от тоски, а не со зла
Шутила зло и ядовито.
Я кавалера завела –
Чтоб видел, что не лыком шита.
Постриглась, выкрасилась хной,
А ты не замечал, проклятый…
И вот сидишь передо мной –
Наверняка, давно женатый…»
«Нет, я с тех пор привык один –
Завел кота, стал нумизматом…
Ведь у тебя был тот блондин,
А у меня – не та зарплата…»



Я думала, что главное в погоне за судьбой…

Я думала, что главное в погоне за судьбой –
Малярно-ювелирная работа над собой:
Над всеми недостатками,
Которые видны,
Над скверными задатками,
Которые даны.
Волшебными заплатками,
Железною стеной
Должны стоять достоинства,
Воспитанные мной.

Когда-то я так думала
По молодости лет.
Казалось, это главное,
А оказалось – нет.

Из всех доброжелателей никто не объяснил,
Что главное, чтоб кто-нибудь
Вот так тебя любил:
Со всеми недостатками,
Слезами и припадками,
Скандалами и сдвигами
И склонностью ко лжи –
Считая их глубинами, считая их загадками,
Неведомыми тайнами твоей большой души.



Ну и что, что вдвоём…

Ну и что, что вдвоём. Ну и пусть при свечах –
У меня ещё есть голова на плечах…
А мой внутренний голос –
Он в голос кричал
И вполголоса сам же себе отвечал,
Что, когда при свечах,
А вокруг тишина,
Голова на плечах
Никому не нужна.



Берег моря

Берег моря. На песке
Дева мается в тоске.
Волны ходят ходуном,
Дева молит об одном:

«Море, море, мой любимый
Пусть вернется невредимый!»
Дева плачет на ветру:
«Он погибнет – я умру…»

Но челнок приплыл под вечер,
И она бежит навстречу,
Осушив потоки слез:
«Милый, что ты мне привез?»

Игорь Северянин

Встреча в Киеве

Еще одно воспоминанье выяви,
Мечта, живущая бывалым.
…Вхожу в вагон осолнеченный в Киеве
И бархатом обитый алым.
Ты миновалась, молодость, безжалостно,
И притаилась где-то слава…
…Стук в дверь купе. Я говорю: «Пожалуйста!»
И входит женщина лукаво.
Ее глаза — глаза такие русские.
— Вот розы. Будь Вам розовой дорога!
Взгляните, у меня мужские мускулы, —
Вы не хотите их потрогать? —
Берет меня под локти и, как перышко,
Движением приподнимает ярым,
И в каждом-то глазу ее озерышко
Переливает Светлояром.
Я говорю об этом ей, и — дерзкая —
Вдруг принимает тон сиротский:
— Вы помните раскольников Печерского?
Я там жила, в Нижегородской.
Я изучила Светлояр до донышка…
При мне отображался Китеж… —
Звонок. Свисток. «Послушайте, Вы — Фленушка?»
— Нет, я — Феврония. Пустите ж!

Слушая Океан

Век за веком
неустанно
Бьётся сердце Океана —
Днём и ночью
в час любой
В скалы плещется прибой…

Долго-долго почему-то
Слушать я могу прибой…
В эту кажется минуту,
Что бессмертны мы с тобой.

Игорь Шевчук

Сфинкс, не разгаданный до гроба

Сфинкс, не разгаданный до гроба,
О нем и ныне спорят вновь;
В любви его роптала злоба,
А в злобе теплилась любовь.

Дитя осьмнадцатого века,
Его страстей он жертвой был:
И презирал он человека,
И человечество любил.

Петр Вяземский

Поцелуй меня ниже вечности

Из сети

Поцелуй меня ниже вечности,
Ниже мудрости бесконечности,
Ниже скоро летящей юности,
Ниже моей упругой дурости.

Поцелуй сквозь расу, что светится
В перламутреннем солнце блестками.
Параллельность миров проветривай,
Наблюдая за их перекрестками.

Поцелуй сквозь букеты алые
Роз, сотканных из обстоятельства,
Что порвут мои мысли рваные,
Но и я не замечу предательства.

Поцелуй жизнь мою уставшую.
Поцелуев твоих высочество
Сердце рвет. Но опущен занавес,
И в ушах свербит одиночество.

Поцелуй, покаянием венчанный,
С твоих уст соскользнет нечаянно,
Захлебнется, всплакнет, и до вечера
Оставляет крест воспоминания.

Поцелуй, размахнувшись, вдребезги.
Поцелуй за мой тонкий миг радости,
Ниже мудрости бесконечности,
Чтобы мир не закончился с данностью.

Поцелуй упал на плечи

Из сети

Поцелуй упал на плечи,
И луна пронзает вечер.
Легкий пар над кожей гладкой…
Что-то было не в порядке.
Были битые тарелки,
На часах ломались стрелки,
Дети ёжились от страха,
Стограммовый узник плакал.
Бытность стоила немало,
Время все дрова сломало,
Но сердца спешат на встречу,
Поцелуй упал на плечи…

Бессмертие

Года четыре
Был я бессмертен.
Года четыре
Был я беспечен,
Ибо не знал я о будущей смерти,
Ибо не знал я, что век мой не вечен.

Вы, что умеете жить настоящим,
В смерть, как бессмертные дети, не верьте.
Миг этот будет всегда предстоящим –
Даже за час, за мгновенье до смерти.

Самуил Маршак

Полоса препятствий

Не о том разговор, как ты жил до сих пор,

Как ты был на решения скор,

Как ты лазал на спор через дачный забор

И препятствий не видел в упор...

Да, ты весело жил, да, ты счастливо рос,

Сладко елось тебе и спалось,

Только жизнь чередует жару и мороз,

Только жизнь состоит из полос...

И однажды затихнут друзей голоса,

Сгинут компасы и полюса,

И свинцово проляжет у ног полоса,

Испытаний твоих полоса...

Для того-то она и нужна, старина,

Для того-то она и дана,

Чтоб ты знал, какова тебе в жизни цена

С этих пор и на все времена.

Ты её одолей. Не тайком, не тишком,

Не в объезд – напрямик и пешком,

И не просто пешком, то бишь вялым шажком,

А ползком да ещё с вещмешком!..

И однажды сквозь тучи блеснут небеса,

И в лицо тебе брызнет роса –

Это значит, что пройдена та полоса,

Ненавистная та полоса...

А теперь отдыхай и валяйся в траве,

В безмятежное небо смотри...

Только этих полос у судьбы в рукаве –

Не одна, и не две, и не три...

Леонид Филатов

Баллада памяти Владимира Высоцкого

Огни, парижские огни,
молись по Святцам.
Но дни, потерянные дни,
они мне снятся.
По европейским городам
мечусь под хмелем
Но я живу не здесь, а там —
я в это верю.
Метель сибирская метет,
хрипит недели,
Какой там с родиной расчет —
мы дышим еле.
Кругом могилы без крестов —
одна поземка,
Как скрип, срывающий засов,
как дни в потемках.
Лишь ели стынут на ветру
да лижут лапы,
И никому не повернуть
назад этапы.
Под ветром этаким крутись,
как сможешь.
Но позабудь и оглянись —
душа под кожей.
А сунут финку под ребро —
конец страданьям.
Давно в бега ушел Рембо —
избрал скитанья.
Он чем-то с кем-то торговал
в стране верблюдов
И много дней там промотал,
поверив в чудо.
Он замолчал, он оборвал,
забросил песни,
И я его не повстречал
на «Красной Пресне».
А жаль, мне правда очень жаль —
любитель шуток,
Он разогнать бы смог печаль
на пару суток.
Нас время как-то не свело
в аккордах лестниц.
Пойдет душа моя на слом,
как дом в предместье.
Я уложусь в свою строку,
как в доски гроба,
И пусть венков не соберу —
я не был снобом.
Я по парижским кабакам
в огнях угарных,
Но нет Рембо, а значит, там —
бездарность.
Я в прошлом путаюсь своем,
все сны — погоня,
И для чего мы здесь живем —
я смутно помню.
Не смею словом покривить —
такая малость,
И дней связующая нить
поистрепалась.
Бредет душа по мутным снам
с неловкой ленью,
Играют Баха в Нотр-Дам
по воскресеньям,
Орган разносит гул токкат
за грань столетий.
Наотмашь бьет шальной закат
по крышам плетью.
А листья гаснут на ветру
в дожде осеннем,
И я ловлю их на лету —
ищу спасенья…
Пусть дни пропали — в снах своих
я к ним прикован.
И нет Высоцкого в живых —
он зарифмован.

Вадим Делоне

Расул Гамзатов

Скажи, каким огнем был рад

— Скажи, каким огнем был рад
Гореть ты в молодости, брат?
— Любовью к женщине!

— Каким, не избежав потерь,
Горишь огнем ты и теперь?
— Любовью к женщине!

— Каким, ответь, желаешь впредь
Огнем пожизненно гореть?
— Любовью к женщине!

— Чем дорожишь ты во сто крат
Превыше славы и наград?
— Любовью женщины!

— Чем был низвергнут, как поток,
И вознесен ты, как клинок?
— Любовью женщины!

— С чем вновь,
как рок ни прекословь,
Разделишь не на срок любовь?
— С любовью женщины!

— А с чем, безумный человек,
Тогда окончится твой век?
— С любовью женщины!

Ах, мадам! Вам идёт быть счастливой,
Удивлённой и нежной такой,
Безмятежной, свободной, красивой,
Вам неведомы лень и покой.
Окрылённой прекрасной мечтою,
Позабывшей печали и боль,
Сердцем любящей, словом, душою,
Ну, а слёзы… ведь это лишь соль.
Пресно жить — тоже вроде не в радость,
И не сахар бывают деньки,
Что же нужно — пустяк, капля, малость,
Чтоб горели в глазах огоньки!
Чтобы губы несмело шептали,
Чтоб стучали сердца в унисон,
Даже можно немного печали,
Только чтоб был в печали резон.
Чтоб дожди обходили сторонкой,
Чтоб играли ветра в волосах,
Чтобы нитью хрустальной и тонкой
Вам на плечи ложилась роса.
Вырастали деревья большими,
Утекало немало вод,
И глаза оставались такими,
И высоким был неба свод…

Лариса Рубальская

Евгений Евтушенко

Не отдала ещё всех моих писем

Не отдала ещё
всех моих писем
и не выбросила в хлам,
но отдаляешься,
как будто льдина, сразу, вдруг —
напополам.
Ты спишь безгрешнейше,
ты вроде рядом —
только руку протяни,
но эта трещина
скрежещет мертвенным крахмалом простыни.
Ты отдаляешься,
и страшно то, что потихоньку,
не спеша.
Ты отделяешься,
как от меня,
ещё не мёртвого,
душа.
Ты отбираешь всё —
и столько общих лет,
и наших двух детей.
Ты отдираешься
живою кожей
от живых моих костей.
Боль отдаления
кромсает,
зверствует.
На рёбрах — кровь и слизь
вдоль отломления
двух душ,
которые почти уже срослись.
О, распроклятое
почти что непреодолимое «почти»!
Как
всё распятое
или почти уже распятое —
спасти?
Легко,
умеючи, —
словно пираньи, лишь скелет оставив дну, —
сожрали мелочи
неповторимую любовь ещё одну.
Но пожирательство,
оно заразно,
словно чёрная чума,
и на предательство
любовь, что предана,
пошла уже сама.
И что-то воющее
в детей вцепляется,
не пряча в шерсть когтей.
Любовь —
чудовище,
что пожирает даже собственных детей.
За ресторанщину,
за пожирательство всех лучших твоих лет
я христианнейше
прошу — прости,
не пожирай меня в ответ.
Есть фраза пошлая:
у женщин прошлого, как говорится, нет.
Я —
твоё прошлое,
и, значит, нет меня.
Я — собственный скелет.
Несу я с ужасом
свои останки во враждебную кровать.
Несуществующим
совсем не легче на земле существовать.
Моя любимая,
ты воскреси меня,
ребёнка своего,
лепи,
лепи меня
из всех останков,
из себя,
из ничего.
Ты —
моё будущее,
моя мгновенная и вечная звезда.
Быть может, любящая,
но позабывшая, как любят…
Навсегда?